Неточные совпадения
У нас женщины
в интересном положении, как это называют некоторые, надевают широкие блузы, а у них сильно стягиваются; по разрешении от бремени у нас и мать и дитя
моют теплой
водой (кажется, так?), а у них
холодной.
Войдите
в мое положение: вы делаете предложение
моей дочери, она любит вас, и вдруг я вас обливаю целым ушатом
холодной воды…
Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски; двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на складном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, — вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили
в четыре часа утра, тотчас окачивали
холодной водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз
в день по одному блюду; ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся, по примеру родителя,
в твердости воли и каждый вечер вносил
в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления, а Иван Петрович, с своей стороны, писал ему наставления по-французски,
в которых он называл его mon fils [
Мой сын (фр.).] и говорил ему vous.
Ему дали выпить стакан
холодной воды, и Кальпинский увел его к себе
в кабинет, где отец
мой плакал навзрыд более часу, как маленькое дитя, повторяя только иногда: «Бог судья тетушке! на ее душе этот грех!» Между тем вокруг него шли уже горячие рассказы и даже споры между
моими двоюродными тетушками, Кальпинской и Лупеневской, которая на этот раз гостила у своей сестрицы.
Жизнь упрямо и грубо стирала с души
моей свои же лучшие письмена, ехидно заменяя их какой-то ненужной дрянью, — я сердито и настойчиво противился ее насилию, я плыл по той же реке, как и все, но для меня
вода была
холоднее, и она не так легко держала меня, как других, — порою мне казалось, что я погружаюсь
в некую глубину.
Лужа крови.
Мои руки по локоть
в крови. Кровяные пятна на простынях. Красные сгустки и комки марли. А Пелагея Ивановна уже встряхивает младенца и похлопывает его. Аксинья гремит ведрами, наливая
в тазы
воду. Младенца погружают то
в холодную, то
в горячую
воду. Он молчит, и голова его безжизненно, словно на ниточке, болтается из стороны
в сторону. Но вот вдруг не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.
Это письмо — первая вещь, которая привела ее немного
в себя и к сознанию той пустоты, которая окружила ее так внезапно; я усадил ее на диван, принес
холодной воды, просил успокоиться, но какое значение имеют слова утешения, когда сердце разрывается на части. Я отлично сознавал полную бесполезность
моих утешений, но продолжал высказывать их; Александра Васильевна прислушивалась только к звуку
моих слов, их содержание было недоступно ее подавленному мозгу.
Я не мог выносить дальше этой сцены и вышел скорее на свежий воздух;
моя голова начинала тихо кружиться, и нужно было выпить несколько глотков
холодной воды, чтобы прийти
в себя.
С той поры,
Как бросилась без памяти я
в водуОтчаянной и презренной девчонкой
И
в глубине Днепра-реки очнулась
Русалкою
холодной и могучей,
Прошло семь долгих лет — я каждый день
О мщеньи помышляю…
И ныне, кажется,
мой час настал.
Тут она остановилась, взволнованная, изнуренная. Я ее просил успокоиться, выпить еще
воды, держал ее
холодную и влажную руку
в моей… она опустила голову; казалось, ей тяжело продолжать. Но вдруг она подняла ее, гордую и величественную, и, ясно взглянув на меня, сказала...
И долго потом
в тяжелые минуты его жизни припоминалась ему,
в числе прочих угрызений совести, и вся обстановка этого пробуждения, и этот глиняный таз с фаянсовым рукомойником, наполненный
холодной водой,
в которой еще плавали льдинки, и
мыло,
в розовой бумажке, овальной формы, с какими-то вытравленными на нем буквами, копеек
в пятнадцать ценою, очевидно, купленное для новобрачных, но которое пришлось почать Ивану Ильичу; и старуха с камчатным полотенцем на левом плече.
Каждый из нас должен прочесть кусок прозы и стихи, как нас учил эти четыре месяца «маэстро». Мы волнуемся, каждый по-своему. Я вся дрожу мелкой дрожью. Маруся Алсуфьева шепчет все молитвы, какие только знает наизусть. Ксения Шепталова пьет из китайского флакончика валерьяновые капли, разведенные
в воде. Лили Тоберг плачет. Ольга то крестит себе «подложечку», то хватает и жмет
мои пальцы
холодною как лед рукою. Саня Орлова верна себе: стиснула побелевшие губы, нахмурила брови, насупилась и молчит.
Мой Володя очень сегодня расхворался. Так я за него испугалась… Зильбергляиц был два раза. Кажется, миссис Флебс выкупала его
в такой
холодной воде, что он простудился, не выходя из комнаты. Лежит
в жару. Я не умею с ним обходиться. Я вижу, что
в его комнате и
в нем самом — все дело чужих рук. У него уже есть привычки, шалости, слова, может быть даже мысли, который образовались без
моего влияния.
— Ну, вот что, Люба, — сказал он, оглядываясь и привычным жестом потирая руки одна о другую, как будто старательно
мыл их
в холодной воде, — надобно вина и еще чего там? Фруктов, что ли.